У меня сохранилось письмо, написанное Сальвадором этой девушке и ее подруге в самом начале их знакомства. Вот оно:

"Милые мои подруги!

Пользуюсь случаем попросить у вас прощения за то, что пришлось уехать, не попрощавшись, — не успел! Здесь, вдали от вас, я часто вспоминаю наши вечерние прогулки по бульвару. Помните? Пылающий закат. Облака, подсвеченные солнцем, отливают всеми цветами радуги, еще немного — и на погасшем небосводе задрожат созвездья, и мы, под купами деревьев, уставимся в небо как зачарованные. В тростниках заливается лягушачий хор. Стрекочут цикады. Звезды отражаются в глубинах ваших зрачков. В сумерки всегда грезишь о несбыточном. Прошу вас, не смейтесь над моими словами. Здесь, в Барселоне все слишком уж прозаично, и так отрадно вспоминать другие, овеянные поэзией вечера.

До скорой встречи!

Сальвадор".

Развлечений у брата было немного: кино и прогулки с невестой. Работа поглощала его почти целиком. Читал он тогда "Тысячу и одну ночь" и пересмотрел все фильмы Чаплина.

Писал Сальвадор в ту пору в манере импрессионистов. Причем в начале предпочитал темные тона, но со временем перешел по преимуществу к светлым. Уже тогда в его картинах появились характерные, никому, кроме него, не доступные перламутровые переливы. Всякого, кто с вниманием вглядится в полотна Сальвадора тех лет, поразит простота его письма, а точнее сказать — волшебство. Два-три мазка — и каким-то чудом на полотне возникает искореженный ствол оливы или силуэт дома, отраженный затихшим

морем, или облачко перламутрово-золотой пыльцы, высвеченное закатным солнцем, или мощный утренний контраст света и тени.

Эти юношеские полотна пронизаны светом. А как неожиданны и точны их цвета! На одном из пейзажей берег лилов — и это не фантазия художника. Помню, как мы удивились, увидав эти лиловые тени, и как были поражены, когда уже потом сами заметили этот вечерний переход багрянца в лиловый сумрак.

Его портреты тех лет тоже удивительно интересны. В особенности "Автопортрет". Два-три мазка — и перед нами его лицо, причем сходство поразительное! Как верно схвачены и характерное выражение, и его жадное любопытство к миру, и весь облик брата: узкое лицо, обрамленное бакенбардами, умный, живой взгляд.

Словно по волшебству из этих мазков, из цветовых пятен (вблизи видишь только их, не подозревая о целостном впечатлении) рождается пейзаж, прекрасный и точный, озаренный светом Кадакеса, который всегда узнаваем, ибо нигде на земле больше нет такого света; пейзаж, роднее которого нет. Даже кажется, что от картины веет свежим морским ветром, запахом водорослей и розмарина.