В этом натюрморте заключено особое внутреннее напряжение, подчеркнутое движением крупных складок скатерти в сочетании со статикой тонко плетенной корзинки с хлебом, плотностью

Морской пейзаж. Кадахес.

Хояст, масло

Запрокинувшаяся женщина.

Дерево, мает. igs6

фона, контрастами света и тени. Небольшое полотно живо напоминает о традициях Веласкеса и Сурбарана. Странным образом в произведении органично соединились суровая сдержанность и поэтическая трепетность. Дали уже здесь демонстрирует безукоризненное владение рисунком, цветом, пространством. Это не просто мертвая натура, застывшее отражение реальности, это особый мир чувств и мыслей, в котором таинство духовного причастия раскрывается в сокровенной простоте предметов, материально осязаемых, исполненных незримого дыхания. Гарсиа Лорка писал в том же 1926 году: «Он, по-моему, уникум; и у него есть спокойствие и ясность суждения в отношении того, что он считает по-настоящему волнующим. Он ошибается — ну и что? Он живой... Он трогает меня; Дали вызывает во мне такое же чистое чувство (да простит меня наш господь бог), как заброшенный в вифлеемском дворике Иисус-младенец, под соломой постельки которого уже таится росток распятия» 10.

Говоря об этом полотне художника, уместно вспомнить и теоретическую работу замечательного нашего искусствоведа Б. Р. Виппера, отмечавшего в 1922 году в книге «Проблема и развитие натюрморта»: «Теперь настало время, когда все в живописи: и жанр, и интерьер, и пейзаж — стали понимать натюрмортно. Натюрморт превратился в особое художественное миропонимание» 11. «Корзинка с хлебом» — интимное, чувственное произведение Дали — может служить тому выразительным подтверждением.

Учеба в Мадридской академии, продолжавшаяся с 1921 по 1925 год, исключая короткий перерыв в 1924 году, была для художника временем уплотненного и упорного постижения профессиональной культуры, освоения навыков ремесла, началом творческого осмысления традиций мастеров прошлых эпох и открытий своих старших современников. Вместе с тем в стенах Академии назревали условия для постепенного превращения юношеского эгоцентризма, идеалистического максимализма, присущих натуре Дали, в анархический экстремизм некоего революционного толка. Это объяснялось отчасти поиском альтернативы смирению, подчинению личности привходящим обстоятельствам, что противоречило его представлениям о свободе духа. Типичный

пример бунтарского самоутверждения молодого художника живо описан в автобиографической книге Луиса Бунюэля: «Когда в июне для сдачи устного экзамена в Школе изящных искусств его усадили напротив экзаменаторов, он внезапно вспылил: