На улице я с наслаждением вдохнул чистый воздух свободы. Меня слегка бил озноб. Наконец я один! Я взял такси, которое довезло меня до Резиденции и ждало целый час, пока я наводил красоту для моего «Парсифаля». Я принял душ, побрился и нанес на волосы лак для картин, невзирая не все последующие несчастья. Но мой «Парсифаль» заслуживал того. Потом я подвел глаза карандашом. И приобрел ужасно роковой вид в стиле «танцора аргенитинского танго» Рудольфе Валентине, который тогда казался мне воплощением мужской красоты. Из одежды я выбрал брюки светло-кремового цвета и серый пиджак. Рубашка была из такого тонкого шелка, что казалась прозрачной и позволяла видеть имперского орла волос на моей груди. Но вдруг она показалась мне слишком свежей и. чистой, и я стал ее мять. Это особенно удалось с твердым и белоснежным воротничком.

Такси по-прежднему ждало меня.

– Во «Флориду», – сказал я водителю, – но сперва остановите у какой-нибудь цветочницы.

У цветочницы я купил гардению, которую она приколола к моей бутоньерке. «Флорида» была модным танцевальным залом, где я еще не бывал, но знал, что там бывают лучшие люди Мадрида. Я хотел поужинать здесь один и привлечь внимание самых элегантных женщин – того материала, который был мне необходим, чтобы любой ценой осуществить безумную и неодолимую идею, почти невозможную и отдающую тяжелым эротизмом – то, что со вчерашнего дня называлось моим «Парсифалем»!

Я не знал, где находится «Флорида», и при каждом торможении такси с сильно бьющимся сердцем готовился выходить. Во весь голос я распевал из «Парсифаля». Боже мой, какая предстояла ночь! Она состарит меня лет на десять, не меньше. Опьянение от трех порций сухого вина проходило и появлялись строгие тяжелые мысли. Моя злость была притуплена аперитивами, и теоретически я уже был антиалкоголен, ведь алкоголь все запутывает и набрасывает на шею узду самой жалкой субъективности и сентиментальности. Потом не помнишь ничего, а если помнишь, тем хуже! Все, о чем думаешь пьяным, кажется гениальным, и как потом стыдишься этого! Пьянство уравнивает, делает единообразным и обезличивает. Только существа заурядные могут чувствовать себя выше благодаря алкоголю, злой и гениальный человек несет алкоголь в себе, алкоголь своего ветшания. Тем не менее я спрашивал себя в такси, собираюсь я осуществить свой «Парсифаль» с алкоголем или без него. В любом случае мои действия в этот вечер уже несколько часов хорошо подогревались. При каждом просветлении в мыслях я тщательно обдумывал детали и безумел при мысли об этом. Чтобы наилучшим образом сотворить «Парсифаль» (и чтобы ничего не помешало этому), мне нужны были пять элегантных женщин и шестая, которая помогала бы во всем. Ни одна ни должна была раздеваться, ни тем более я сам. Было бы даже желательно, чтобы они были в шляпах. Очень важно, чтобы у четырех из них подмышки были выбриты, а у двух других, наоборот, были подмышками волосы.