Тот же поиск причин, порождающих человеконенавистнические, все уничтожающие войны, в данном случае войну гражданскую, побуждает художника обратиться к другому древнегреческому мифу — о прекрасном Нарциссе, сыне беотийского речного

бога Кефисса и нимфы Лириопы, которому предсказывали, что он проживет до старости, если никогда не увидт своего лица. Романтическая легенда о юноше, отвергшем любовь других (в частности, нимфы Эхо) и умершем от эгоистической любви к самому себе, заглядевшись в свое отражение, для Дали послужила поводом иной, всеобъемлющей трактовки древнего мифа, связанной с судьбой своего народа, а быть может, и человечества. По мотивам этого мифа он написал в 1937 году картину «Метаморфоза Нарцисса», так же как и «Осенний каннибализм», находящуюся в коллекции галереи Тэйт. Здесь еще и еще можно рассуждать о своеобразии гуманистической концепции художника, о сложном пути познания истины через обнажение воспаленного интеллектуальной работой разума чувства.

Если продолжать рассматривать искусство Дали в контексте исторических событий, с которыми он не просто соприкасался, а которые искренне, глубоко переживал, то будет правомерно сосредоточить внимание на проблемах, нашедших неповторимое, вневременное воплощение в его произведениях, рожденных как реакция на реальные, драматические явления жизни испанского народа. Национальная трагедия Гражданской войны обрела в его искусстве общечеловеческий масштаб. Такое глобальное ощущение надвигавшейся второй мировой войны, повлекшей миллионы человеческих жертв, было сродни предчувствию Велимира Хлебникова, запечатленному в его поэтических образах в канун августа 1914 года.

Одним из самых значительных произведений Дали конца 30-х годов считается широко известная картина «Пылающая жирафа» (или «Жираф в огне»), написанная в 1936 году. Более чем скромный по размерам холст, хранящийся в Художественном музее в Базеле, по образно-пластической концепции, изобразительному решению подобен монументальному полотну. Знающим работу только по репродукциям трудно поверить, что столь впечатляющее своей драматической масштабностью произведение так мало — всего лишь 27x35 см. И здесь линия горизонта служит особым камертоном художественной выразительности. Чем-то эта картина напоминает о живописи Эль Греко. Возникающее чувство

близости к искусству выдающегося маньериста отчасти связано с колористическими ассоциациями, с характером напряженного движения и удлиненностью пропорций центральной фигуры композиции. Вместе с тем мы можем заметить в этой, как и в некоторых других работах мастера, отголоски произведений Франсиско Гойи, его серии офортов «Капричос», полотен, хранящихся в Академии Сан Фернандо — той самой, в которой учился Дали. В этой связи приведем выдержку из одного письма Гойи: «Чтобы занять мое воображение, угнетенное созерцанием моих бед... я написал ряд картин кабинетного размера, где мне удалось сделать некоторые наблюдения, невозможные обычно в заказных работах, в которых не получают развития ни фантазия, ни изобретательность» 30. Судя по произведениям Гойи, таким, как «Дом умалишенных» (Академия Сан Фернандо) или «Лампа дьявола» (Лондонская национальная галерея), пародийно-фантасмагорическим листам «Капричос», «угнетенное созерцание» художником собственных бед выражало его отношение к страданиям народа как к своим личным. Траги-ко-романтическая гротескность мировосприятия у Дали приобрела преимущественно мифологизированную форму и в этом оказалась сродни образно-психологическим иносказаниям великого Гойи.