На первом ужине у Ноайе я сделал два открытия. Первое: аристократия – так тогда называли «светских людей» – более чувствительна к моему образу мышления, чем художники и интеллектуалы. В самом деле, светские люди еще сохранили наследственную часть изысканности и цивилизованности, которыми последующее поколение – буржуазное и социализированное – радостно пожертвовало ради новых идей и коллективных устремлений.

Второе: я открыл карьеристов. Эти брюзги, пожираемые неистовой жаждой успеха, садились за все столы, уставленные прекрасным хрусталем и серебряной посудой, и начинали плести свои интриги с коварством сплетников.

В тот же вечер я решил, что использую обе группы: людей света – чтобы поддерживали меня, карьеристов – чтобы они клеветой и беспардонной завистью открыли мне дорогу к успеху. Никогда я не опасался сплетен и даю им возможность появляться. Пусть карьеристы трудятся в поте лица своего. Когда сплетня хорошо созрела, я рассматриваю ее, анализирую и всегда нахожу наилучший способ повернуть ее себе на пользу. Есть недоброжелатели? Отлично! Пусть они толкают вперед корабль вашей победы. Главное – ни на минуту не упускать из рук бразды правления. Карьера сама по себе не интересна. Гораздо интересней являться. С моего первого появления на вокзале Орсей я понял, что победил, хотя меня никто не узнавал и я был без паспорта и багажа. Надо было получить их и нанять «носильщиков». Еще требовалось завизировать документы. Эти походы и бумажная волокита рисковали поглотить остаток моих дней. Итак, я осмотрелся вокруг в поисках тех, кто мог бы стать для меня «носильщиками». Я отыскал их и нашел им применение. У меня был большой багаж и я отправлялся слишком далеко, но и при иных обстоятельствах я находил других, уснащая ими путь к славе, которая ожидала меня. Как я уже говорил, мне не хотелось прибывать, мне хотелось являться. Пусть остальные считаются с этим.

Что из себя представляют люди света? Вместо того, чтобы стоять на обеих ногах, они, подобно фламинго, балансируют на одной-единственной ноге. Они делают это из жажды аристократичности, чтобы смотреть на все свысока, и спускаются на землю лишь по крайней необходимости. Такое положение вскоре утомляет. Светские люди, как и все, нуждаются в поддержке и для устойчивости окружают себя толпой одноногих педерастов, наркоманов, чтобы защититься от первых порывов «народного фронта». Поняв это, я присоединился к толпе калек, набросивших иго снобизма и декадентства на шею аристократии, прилагающей все усилия, чтобы спасти традицию. Но я пришел не с пустыми руками – я принес целые охапки костылей, чтобы они смогли устоять. Из моего первого детского преступления я создал «патетический костыль» как символическую послевоенную поддержку. Одни костыли подпирали чудовищно разросшиеся черепа, как бы пораженные энцефалитом, другие костыли закрепляли элегантные пропорции или хореографические па. Костыли, костыли, повсюду костыли. Я даже изобрел миниатюрный личный костыль в золоте и рубинах, который можно приставить к губе и подпереть нос. Этот бесполезный и скандальный предмет предназначен для нескольких женщин, элегантность которых приобрела бы с ним совершенно фантастический характер.